Испанский маньеризм

Встреча Марии и Елизаветы. Фрагмент. Алонсо Берругете / www.ElGreco.ru Характеристика Эль Греко как наиболее яркого выразителя маньеристического направления получила широкое распространение в мировом искусствознании. Мы не будем касаться этой дискуссионной проблемы, поскольку она сразу же сталкивает с тенденциозной, беспредельно расширенной трактовкой маньеризма различными исследователями, ложность посылок которой требует специального рассмотрения. Отметим только, что с точки зрения новых экстравагантных изобразительных приемов Эль Греко оставил маньеристов далеко позади. Однако оценка его творчества была бы значительно облегчена, если бы она укладывалась в рамки догматической эстетики маньеризма. Творчество Эль Греко, которое отражало его личную художественную концепцию мира и человека, представляется явлением гораздо более сложным, далеко выходящим за жесткие рамки каких-либо стилевых категорий.

Была своего рода историческая закономерность в том, что шедшее из Италии влияние маньеризма быстро преобразовывалось в искусстве других стран, нередко выражая присущее этому искусству национальное своеобразие. Так произошло и с испанскими мастерами, которых обычно также называют маньеристами. Особого внимания в этом отношении заслуживает творчество живописца Луиса Моралеса и скульптора Алонсо Берругете. Оба использовали многие маньеристические приемы.

Луис Моралес (около 1509—1586) работал в своем родном городе Бадахосе вдали от двора, его придворная карьера не увенчалась успехом. Это был художник одной темы — темы страдания, исполненного чувства христианской жертвенности и покорности. В его картинах жесткость, внешняя окаменелость образов сочетаются с большим внутренним напряжением, в то время как передача душевной эмоции подкупает своей глубокой искренностью. В преувеличенной религиозной одухотворенности картин Моралеса проглядывает нечто средневековое.

В отличие от сдержанного искусства Моралеса искусство Алонсо Берругете (1490—1561) — само воплощение страстного душевного порыва. Пропорции его фигур вытянуты, формы нередко искажены, позы динамичны, жесты резки и порывисты, лица отражают внутреннее возбуждение. Стремление к неправильному, характерному, ярко выразительному сочетаются в произведениях Берругете с обостренным ощущением декоративной красоты, особенно в цветовом решении деревянных скульптур, предназначенных для алтарных композиций. Переливчатые теплые красновато-золотистые и холодные голубовато-сизые тона, золотое узорочье одежд — все создает впечатление изощренного красочного зрелища. Мастера такого масштаба и настолько близкого национальным вкусам Испания той поры еще не знала, и не случайно уже современники признали Берругете самым выдающимся испанским скульптором.

Эль Греко был хорошо знаком с работами Берругете в Толедо: его великолепными рельефами, украшающими деревянные скамьи в хоре собора, и там же с композицией из раскрашенного алебастра "Преображение", его мраморной гробницей кардинала Таверы в госпитале Сан Хуан де Афуэра и одним из самых вдохновенных созданий мастера — скульптурной группой, изображающей встречу Марии и Елизаветы в алтаре церкви св. Урсулы. Влияние Берругете сказалось в скульптурных работах Эль Греко.

В судьбе Эль Греко и Берругете, который умер за шестнадцать лет до приезда живописца в Испанию, было и нечто общее. Оба они прошли серьезную итальянскую школу, испытав влияние Микеланджело (Берругете был его учеником), оба пережили расцвет творчества в Испании. Было и нечто созвучное в их исканиях.

Та же задача утверждения субъективного эмоционального начала, которая у Моралеса и Берругете проявлялась в локально испанских формах, с неизмеримо большей яркостью и силой в масштабе общемировом была решена Эль Греко. В условиях кризиса эпохи Возрождения возврат к формам повышенной спиритуализации стал знамением времени. Он был закономерен для испанцев Моралеса и Верругете, представителей страны, и искусстве которой еще жили традиции средневековья. Еще закономернее это было для Эль Греко, греческого художника, работавшего на испанской земле.

Однако здесь сторонники теории византизма оказались правыми лишь отчасти. Несомненно, некоторые черты искусства Эль Греко свидетельствуют о его возвращении к далеким истокам вдохновения. Интересна мысль X. Камона Аснара о том, что все восточное, что было скрыто в Эль Греко, в нем пробудил Толедо. Камон Аснар отмечает определенную взаимосвязь: европейские влияния, которые на почве Толедо приобретали полуарабский оттенок, у Эль Греко трактовались в духе византийских традиций.

И все же нельзя считать, что в Испании Эль Греко наиболее ярко проявил себя как "наследник византийских традиций". То, что питало его соображение, прошло через призму глубоко личного восприятия. Стремление к спиритуализации, которое нарастало с каждым годом в его творчестве, выражалось в особой, ни на кого не похожей и очень сложной системе художественных образов. Именно поэтому он и был тем удивительным мастером, вокруг которого, вероятно, никогда не утихнут споры.